Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада (книга регистрации .TXT) 📗
Отца, он приберег напоследок, подойдя к несостоявшемуся жениху, полными от ужаса глазами глядящего сейчас на него.
— Что, страшно умирать? — глумливо усмехнувшись поинтересовался Джабир. — Не посягнул бы на мое, прожил бы остаток жизни в холе и неге, но нет, ты осмелился заявиться сюда, да еще и пообещал возглавить войско против меня. Ну, вот он я, — разведя руки в стороны воскликнул ханзаде, — вставай и убей. В чем дело, силы подрастерял?
Издеваясь над несчастной жертвой, Джабир и понятия не имел о том, что за каждым его шагом по личному настоянию Зейнаб ханым, следили глаза той, о ком он грезил столько лет и мечтал уже сегодня назвать своей. С кляпом во рту, связанная по рукам и ногам и насильно удерживаемая на месте двумя охранниками, она вынуждена была смотреть на зверства, учиненные братом, проклиная в душе и призывая все кары небесные на его голову. Пытаясь сопротивляться, она лишь раз попробовала зажмуриться и отвернуться, когда ей в шею уперлось тонкое лезвие кинжала, а угрожающий мужской голос произнес над самым ухом:
— Попробуешь зажмуриться еще раз, и я вырежу веки тебе и твоей мамаше.
Ей было всего шестнадцать, разве могла она сопротивляться после такого? Вздрагивая всем телом каждый раз, как холодный металл отнимал жизнь родного ей человека, он умирала вместе с ним и воскресала вновь лишь для того, чтобы умереть вновь.
Голос вернувшейся Зейнаб неожиданно раздался совсем рядом:
— Видишь, каким чудовищем он стал? Это все из-за тебя, маленькая дрянь. Если бы не ты и не козни шайтана, которому ты продала свою душу, мой мальчик ни за чтобы не поднял оружие против своего отца. Ты одна виновата в том, что внушила ему преступное чувство, которое сжигает его изнутри и морально разлагает. Я могла бы убить тебя, но я поступлю по-другому, я позволю тебе жить с этими воспоминаниями, чтобы с каждым прожитым днем ты все яснее ощущала свою вину перед теми, кто погиб по твоей вине.
Ненависть росла и укреплялась в душе Фарах с каждым произнесенным женщиной словом. Но она буквально начала переливаться через край, когда та, напоследок, выплюнула:
— Убийство твоего ненаглядного Эрдема-паши стало первым на пути безумия, на который вступил мой сын. Ты удивлена? Неужели так до сих пор и не смогла понять, что он никогда не позволит никому дотронуться до тебя? Он отравил его с помощью отравленных свечей, которые, кстати говоря, я приобрела у той самой старой ведьмы, которая недавно вопреки запрету вновь появилась во дворце и взялась предсказывать твое будущее. К счастью, сын прирезал ее как свинью прежде, чем она успела рассказать об этом повелителю, а теперь, когда жизнь самого хана висит на волоске, скрывать это не имеет смысла. О, погляди, он расправился с твоим несостоявшимся старым мужем. Мм, теперь на очереди главный десерт…
* * * * *
Безвольное тело обмякло и свалилось на мраморный пол, заливая его ярко-алой, слегка дымящейся кровью.
Любовно вытерев саблю об одну из белоснежных, вышитых золотой нитью скатертей, Джабир повернулся к последнему оставшемуся в живых — к отцу. Он открыл было рот чтобы произнести заранее заготовленную цветастую речь, когда слова замерли в горле. Он всегда знал, что воля у хана железная, но, чтобы настолько…
Сопротивляясь изо всех сил отнимающему волю воздействию напитка, истинный лидер своего народа — хан стоял на нетвердых ногах сжимая в трясущихся руках оружие одного из павших стражников.
Шепот удивления и невольного восхищения прокатился по рядам наемников при виде несгибаемой воли гызылдагского правителя.
Мужчина не мог говорить. Зелье сковало его язык, но в этом не было никакой необходимости, в его глазах горело такое пламя ненависти, не заметить которое смог бы разве что слепой.
Шахбаз-хан смотрел в лицо смерти приобретшей прекрасные черты его сына, но она не страшила его. Он бросал ей вызов желая показать, что не зря столько лет честью и совестью правил доставшимся в наследство от предков государством. Джабир подошел ближе, и хан поднял оружие…
Бой был неравным. Перед глазами Фарах всплыло первое пророчество, увиденное в волшебном зеркале: два Шахина-сокола, старый в тюрбане и молодой с золотым шлемом гызылбашей на голове, со звоном скрестили клинки. Перевес был явно на стороне Джабира, так как обессиленный зельем хан не мог быть ему достойным противником. Как кот играющий с мышью прежде, чем вцепиться в нее когтями, Джабир теснил отца, загоняя его в угол. И вот, когда ему это удалось, он резким ударом выбил из ослабевших рук хана оружие и приставил свой клинок к его груди туда, где в сумасшедшем ритме билось его благородное сердце.
Вновь картина из пророчества: старый сокол падает в море крови…, и оно здесь действительно было. Мертвые тела устилали весь пол, заливая кровью каждую его пядь…
Улыбка появилась на лице сына, когда он понял, что час его триумфа настал. Он почти жалел о том, что отец не может говорить, ибо с превеликим удовольствием послушал бы его последние слова, но, что сделано, то сделано, придется довольствоваться выражением нескрываемой ненависти написанной на лице родителя.
— Готов умереть? — глумливо спросил Джабир, все еще надеясь вызвать у отца испуг, но вместо этого тот, собравшись с силами плюнул в лицо отпрыска, демонстрируя свое презрение и резко подавшись вперед сам напоролся на острый клинок вошедший ему точно в сердце.
— Не-е-ет, — раздалось где-то наверху и одна из резных панелей почти под самым потолком полетела вниз, открыв пораженному убийце то, что находилось за ней. Бану и Фарах, мать и дочь в сопровождении охранников, как оказалось, стоя на самом краю наблюдали за тем, как он отнимает жизни у всех, кто был им так дорог.
Этого Джабир не мог себе представить и в самом страшном сне. Он перевел пораженный взгляд на сведенные в подобие улыбки губы отца начинающие приобретать пепельный оттенок и остекленевшие глаза в которых тлел жизненный огонек. Умирающий хан, словно бы в последний раз насмехался над ним, заставляя почувствовать себя жалким, ни на что не годным неудачником.
Почти не осознавая, что делает, он резко выдернул клинок из безжизненного тела с глухим стуком повалившегося назад.
— Шахбаз, — наверху раздались звуки борьбы и прежде, чем Джабир вновь поднял голову, раздался вскрик и рядом с ним рухнуло тело Бану с кинжалом в спине.
— Мама, — леденящий душу вопль полный тоски и отчаяния был безжалостно подавлен чьей-то грубой рукой, зажавшей кричавшей рот.
Джабир вскинул голову, но наверху уже никого не было. Движимый ужасными предчувствиями и желанием поскорее очутиться возле сестры пока не случилось ничего еще более ужасного, он бросился к лестнице, а потому не увидел, как рука умирающей женщины потянулась к телу хана, но так и не добравшись до него замерла на полпути. Две души, разлученные на земле, воссоединились на пороге вечной жизни.
Еще никогда прежде, Джабиру не приходилось бежать так быстро, как сейчас, но этого явно оказалось недостаточным — на том месте, где еще пару минут назад он видел бьющуюся в железных руках наемников сестру, сейчас не было никого и, если бы не свежее пятно крови на каменном полу, он решил бы, что все случившееся ранее ему привиделось.
По приказу предводителя, наемникам велено было немедленно прочесать весь дворец в поисках пропавшей девушки, но их поиски не принесли никаких результатов, княжна Фарах бесследно исчезла.
ГЛАВА 28
— Госпожа, ну не изводите вы себя так. Поплачьте, уверяю, вам сразу станет намного лучше, — забота Марал, последнее, что мне сейчас было нужно. Как объяснить той, кто родилась в неволе, не помня собственных родителей, что чувствует дочь на глазах, которых самым жестоким образом убили всех ее родных?
Когда мама увидела, как клинок Джабира вошел в тело отца, в нее словно шайтан вселился. Тихая и спокойная Бановша исчезла, а вместо нее на мучителей набросилась разъяренная львица. Борясь изо всех сил с теми, при взгляде на которых вздрагивала еще совсем недавно, она задела крепление решетки, и та с грохотом полетела вниз, открыв Джабиру наше укрытие.
